Боги не бросят своих святых, по крайней мере, надолго.
Вот, случилось то, о чем говорил. Темы "Я теперь с вами" и "Кто такой неформал?" закончились... Или надоели. И говорить не о чем... Давайте, блин, что ли о прекрасном?
Вот как вы все думаете, понятие "красота" относительно или абсолютно?
Щелкала по случайным дневникам, попала на ето сообщество, показалось довально интересным. Решила вступить. извените за бональность но ничего интереного кроме: Моно к вам? или ПРИНИМАЙТЕ!!!=) написать не могу....
Боги не бросят своих святых, по крайней мере, надолго.
- Пить-это плохо! - сказал я самому себе, опорожняя шестую бутылку какой-то мутно-розовой жидкости.
Она так приятно хрустела на языке, по спине бегали стаями мурашки. Казалось язык вырос из спины. Может так и было. То-то люди на меня странно все время смотрят... И мне было стыдно и даже немного наплевать на то, что стыдно и на то, что язык. Не знаю что во мне зародилось раньше бесчувсвенность или стыд. Но тем не менее чаще сижу дома и замыкаю в себе каждый градус. Мой сосед вчера сказал: "Маркс, не позорь свою фамилию, ведь она и моей троюродной бабушки фамилия."
-Бывает - промямлил я, всматриваясь в половину собаки, в ту на которой было ее потемневшее от времени лицо. На лице был один глаз и кирпич. Язык сошел на нет из-за длительного гниения. Собака улыбнулась мне и поскакала дальше показывать свой кирпич.
- М-е-з-а-н-т-р-о-п - по буквам произнес сосед.
"Чертов каманчи"- это было эхо внутри бездонного колодца.
Мой сосед - Джордано Бруно - постоянно досаждал мне тем, что оставлял всегда за собой стойкий запах крыжовника. Но сегодня он был в духе. Он сорвал с себя часть волос, потом немедля поднял свой кастыль и побежал...
Кончается мутно-розовая жидкость. Пора домой. В моих руках клюшка, но не могу убежать за Джордано. Маркс не бегал за Джордано и не будет бегать за ним!!! К тому же...
Маркс плывет. Плывет по песку.
Маркс - корабль пустыни...............
Говорил, говорил ведь этому мизантропу Марксу, чтоб не пил девяносто восьмой. Послал же бог соседей.
Выхожу давеча на лестничную площатку( брусчатку... Загадку...), а он стоит и матом ругается. Стихи матерные на стенах пишет.
И говорить мне(ехидно так): что это вы, батенька, вчера своих котов мне на дверь на гандонах повесили?
А у меня и котов-то сроду не было.
И вообще, он какой-то странный. Белогвардеец, наверное. А может быть, даже и еврей...
И на заднице у него татуировка со Сталиным.
Вы спросите, где я видел его задницу? Да он же мне намедни сам вышел и сказал:
-Смотри, мол, брат Джордано, какая у меня задница! Правда ведь, всем задницам задница? Ни у кого нет такой задницы!!!
А я может, еще и похлеще задницы видал...
Кончаются сушеные одуванчики. Придется курит различные тропические фрукты...
Путаются пальцы на печатной машинке. Два указательных никак не хотят развязаться.
Маркс вчера поймал соседку Евдокию и обрил наголо. Разве так можно.
Всего боюсь. Приходили из ГПУ. Спрашивали, где взял сервант. Сказал, что наследство троюродной бабушки. Отстали.
Маркс отмечает узорную мазаницу...
Запах гари...
Запах ГАРРИ.
ГАРРИ - партийная кличка Джордано Бруно. Он не раз ходил в полон к белогвардейцам (зайцам, адыгейцам). Че там делал - не знаю...
Вот он говорит всем про меня гадости. Еврей там. А фамилия моя настоящая. Если бы сказал ему что-нить поагрессивней, все бы было бы бы бы пучком (ничком, зрачком, сачком, пятачком... райком). Например, Шикельгрубер...
Она стояла на балконе. Медленно курила и думала. Пока ход её до противного бытовых мыслей не нарушили звуки. Звуки, как подсказывали ей какие-то неосознаваемые рецепторы, доносились сзади. Бросила сигарету и повернулась. Точно. Из-за двери..соседи громко то ли ссорятся, то ли нет (чёрт, напомнила себе, что Толи нет). Лестничная площадка- их любимое место для почти ежедневных странных междоусобчиков.Иногда стрёмно и нарпяжно, но, в целом, наверное, было бы скучно без них.
Выйти или так послушать.Из-за из-за двери...села на старое, ободранное ещё родительскими котами кресло. Взгляд непроизвольно скользит по узкому,тесному коридору. Коридором это трудно назвать, даже коридорчиком. Квартира, тоже мне. Чертовски цинично звучит, но это всё, что осталось ей от мужа.Ой, нет, ещё страый фотоаппарат Зенит. Снимки- отдушина. Три большущих коробки..все деньги ушли на плёнки..Так она отвлекалась от жизни.
А тем временем соседи шуметь не переставали, послышался глухой звук и удар об дверь (бутылка?). Со странным безразличием она подумала, что ещё удар и с дверью придётся попрощаться..
Маркс охренел.
Кидался бутылками в дверь Евдокии... Ну, той, которую побрил наголо. Наверное, так выражает свою признательность за разбодяженный девяносто восьмой.
Опять страшно. Живем в атмосфере подлости и гадости. Едим на ужин селедку под шубой. Шубы не хватает, приходится накрываться еще и одеялом. Февраль. Жара +34.
Под шубу лезут всякие матерные слова. Маркс вышел на площадку и колотя мне в дверь заорал:
-ЗАПИДОГРАФОМОТОАВИАДЖУКАГЕНОФОНДЯРА!!!
-Господи, господи, господигосподигосподи... - подумал я. - Да за что же мне это?
Хотя, было за что. В детстве троюродная бабушка повела меня в театр на "Ромео и Джульетту"(наверное, это с того момента у меня нездоровая страсть к девушкам с именем Капулетти... Помню, была у меня одна... Капулетти Ивановна Лапшехавалова... И еще. Капулетти Микояновна Вослоньян... Ну да о чем это я?) и я там ковырялся пальцем в носу, а козюлявочки, козюльки и козюлюшечки бросал с балкона на тех, кто снизу...
Маркс продолжал охреневать. С криком "ЧЕПУНДШУНДБАТАГАФОН!!!" он вылетел в окно парадного.
-Разбился! - подумал я.
Хрен там. Он взлетел и, пикирую, нагадил прямо на балкон Евдокии. Евдокия вышла и стала кидать в Маркса вениками. И длинными-длинными-длинными-длинными-длинными клубками скатанных в кубики ниток. Нитки красиво пикировали и в лучах восходящего солнца(а может луны, с детства, как троюродная бабушка приложила меня головой о табуретку, не различаю светил...) это зрелиже заворожило меня.
Разворожил летящий, вопящий и пикирующий Маркс. Я заорал "Ура! Насилуют!" и бросился обратно под шубу...
Вчера Гарри сказал, что на моём балконе творилось нечто невообразимое. Что-то про Маркса, про нитки (терпеть не могу нитки с тех пор, как работала на швейной фабрике имени первого прихода Ильича). Может, ему приснилось после очередной жидкости..
Была же весь день на работе. Сменить работу, что ли? Надоел этот синий ларёк, небритые кросавчики, скупающие всё пиво. Среди них, конечно, тоже ничего попадаются, но я же не об этом сейчас.Гордость, здравствуй, здраствуй, покурить выходила, да?
Ладно, подумаю об этом завтра. Надо помыть полы. Прошлый раз за уборкой нашла старый ржавый значок с облупившейся краской. Интересно, чей..кто и когда его здесь потерял. Вопросы, вопросы, вопросы...
Вчера поймала себя на мысли, что есть и плюсы в отсутствии волос. Лысой удобнее заниматься йогой, нежарко..а парик нужен. Для работы.//
Сижу. Денег нет. Даже на пачку "Беломора" не хватает. По телевизору реклама китайский презервативов. Ненавижу!
Маркс болен. Простыл пока летал и получил веником по морде. По морде Сталина. Хоть что-то позитивное.
Селедка надоела. Пишу. Осталось одно - писать. По-моему, в этом мире что-то не так. Но никак не пойму что.
Потерял значок. Хороший был значок, хоть и старый. С надписью "Як менi погано". Жалко.
Учусь стоять на голове. В следующий раз буду оказывать активное сопротивление его нахальным выходкам с полетами вокруг балконов.
Я подумал... Потом еще раз подумал. Процесс затягивал...
На площадке второй весь день подозрительно тихо. Случилось что-то? Проверять не буду, опасно.
Разбирала душным вечером шкаф. Нашла книгу "Река Хуанхэ и её особенности". Библиотечная. Слишком много напоминаний о прошлом. Надо как-то отвлечься.
Приготовила яблочный пирог. А нафига?
Очнулся от раздумий в часов в четырнадцать утра...
За это время в квартире начали происходить странные вещи. Появился магнитофон... Из него даже музыка играла... Странная какая-то.
Маркс... Я подумал, что он спит, но я чувствовал его присутствие рядом. На полу отпечатались следы. Трехпалые, они вели от холодильника на кухне по стенке на потолок и уходили в окно. Наверное, Евдокия заходила. А Маркс... Где же Маркс. Что же с ним. Притих. Отлетался, бедняга. Получил веником.
Захотелось курить. Распотрошил пачку чая. Чай оказался зеленым. "И то хлеб", - подумал я и стал набивать им колпачок от фломастера.
Да... Когда-то у меня были фломастеры.
Часто стал вспоминать детство. Это пугает. Ничем хорошим это не заканчивается. Такие периоды растягиваются на неопределенные отрезки.
Затянул дым от чая в легкие. Горько. Горько! ГОРЬКО!!! - услышал я за окном.
Там были похороны. Несли гроб со светло-синей обивкой и рюшечками (Эх, Рюшка, где ты сейчас?), а на крик попа "горько" родственники и друзья покойного подходили к гробу и целовали его в лоб. Лоб был весь в слюне и губной помаде.
По тротуару прошел одинокий полковник.
Маркс выводил из депрессии. Где же он? Скатываюсь в глубокую ямищу. По столу бегают сороконожки. Я их боюсь. Когда не смотришь на стол, создается ощущение, что они ползают по тебе.
Ох, как же пусто, страшно и ноет внутри.
Маркс, друг мой, где ты?! Евдокия, иже еси на небеси...
Когда нынче вечером возвращалась с работы, заметила, что дверь в квартиру Гарри открыта. Зашла, увидела крепко спящего хозяина квартиры. Вроде, всё нормально. Вышла, закрыв дверь. Грустно и скучно..читала, уснула
Взгляд Маркса разбивался о серое небо. Такое же серое, как и люди. Его тело лежало на мусорных мешках, от которых изрядно воняло блевотиной. Одежда была разорвана, и на еще уцелевших местах ткани было множество отечатков ног. Их оставили серые люди, такие же серые, как небо.
"Еще немного....Еще немного...." - повтрял он шепотом.
Его лицо было таким горячим. В поисках причины рука превозмогая боль потянулась к голове. Казалось, он тянулся к ней бесконечно, но рука проползла несколько парсеков мутного приступа тошноты и коснулась ее.
"Значит я смогу думать и есть..." - прохрипел он.
Собирая себя по кусочкам, пытался определить, что делать дальше. Но ничего подходящего на ум не приходило. Маркс никак не мог найти своего сердца.
Обретя ноги и возможность ходить, он поплелся по застиранным улицам.
Свое сердце, точнее его часть, он обнаружил на мостовой в километре от того переулка. Оно было измочалено и раздавлено. Он вложил его в свою грудь, но тут же пожалел об этом. Пришедшая боль была тяжелее всего того, что он когда-либо чувствовал. Покрываясь холодным потом, Маркс пытался вырвать его и отбросить прочь, но ему не удавалось. Он побежал по мостовой и стал заглядывать в лица людей, таких серых людей, серых, как небо. Спрашивал, что с ним, но они пожимали плечами и улыбались. Иные корчили сочувствующие, сопереживающие рожи.
Серые люди стали боятся его. Они избегали его взгляда, сами старались на него не смотреть, думая что так лучше. Но было больнее.
Навстречу ему взявшись за руки бежали Джордано и Евдокия. Они плакали. На них тоже была изорвана одежда. Они встретились с Марксом на перекрестке, около миллиционера. Они молча смотрели друг другу в глаза.
Миллиционер злобно смотрел на троих. Вокруг собирались люди и, показвая на них пальцами, что то говорили. Потом Джордано и Евдокия в один голос грустно произнесли: "Спокойно, Маркс, мы знаем, что делать."
Евдокия подбежала к стенду с объявлениями и начала что-то читать, поглядывая на прохожих и на миллиционера. Она повторяла про себя: "Я просто читаю. Читаю и все..."
Джордано подскакивал к каждому зеваке и пытался развеселить его какой-то шуткой. Он знал - чем глупее будешь улыбаться, тем меньше люди принесут тебе вреда.
У них настолько хорошо выходило, что на Маркса никто уже не обращал вимания. Джордано и Евдокия были слишком заняты маскировкой. Маркс бы только помешал. Он глубоко вздохнул и отправился вдоль улицы разглядывать дома и людей. Людей!!!! ЛЮДЕЙ!!!! Людей, таких серых людей, серых, как небо.
Маркс на ходу приклеил взгляд к небу. Оно было прекрасным...
Открытый люк под ногами.... Темнота опустилась на землю праведников....
Темнота опустилась на землю праведников...
Темнота опустилась на землю праведников...
Темнота опустилась на землю праведников...
Я шел и повторял эту фразу. Больно. Холодно. Хочется пить, пить, такого, чтобы ожигало глотку, и не только глотку, а и пищевод и желудок... Все шестеренки и микросхемы в моем наполовину оголодавшем, наполовину заржавевшем организме. Следом шла Евдокия. Боги, за что? Почему прицепилась эта фраза? Какая земля? Какая темнота? Какие к чертям праведники. Не осталось ничего, ничего, кроме опять исчезнувшего Маркса, Евдокии, фонарей, нависших над головами.
-Бруно!
Я не оглянулся.
-Бруно!!!
Я продолжал идти, пиная гадом банку из под "Байкала".
-Бруно, твою мать!!!
-Ну чего тебе? Зачем тебе?
У Евдокии было странное лицо. Да и у меня наверное не лучше.
Она успокоилась так же быстро, как и завелась.
-Как думаешь, где Маркс?
И тут во рту сами собой сформировались слова, которые уже полчаса вертелись в моей не единожды пробитой, в пирсинге и шрамах голове:
-Темнота... Темнота... Темнота опустилась на землю праведников...
Евдокия ухватила меня за плечи и стала трясти.
-Гарри, ты... Все в порядке?..
И тут она отпустила мои плечи, рухнула на бордюр и зарыдала.
В голове возник образ Маркса с огромными белыми крыльями, на спине, со штрих-кодом на правом запястье, он лежал на плоском прямоугольном сгустке темноты, а из нее доносился какой-то странный мотив: "Аркадий Ванович Едет в Америку, желает вам, господа, не скучать"...
Евдокия плакала...
Жёлтое..жёлтоё...вспышка света, птичье пение и река. Это последнее, что я помню. Проснулась дома. Одна, укрыта покрывалом от дивана. Хотя рядом лежит несколько одеял. Пошла на кухню, закурила. В окне перераспределялись токсичные цвета заката. Воздух пах котлетами, во дворе дети бегали и избивали друг друга пруткми репейника..на лавочке три бабушки. Матерятся. Опять про правительство и соседей. Пришла кошка, подмигнула единственным зелёно-жёлтым глазом и замяукала ровным низким басом
всем желающим - Добро Пожаловать!!Здесь вас не будут оскорблять за излишнюю пафосность и позерство)))
Никаких ограничений, только в рамках уголовного кодекса и тэдэ. Еще требуется проявление уважения к представителям всех субкультур и участникам сообщества...)